В последнее время меня задолбала работа. Я — видеооператор, человек с камерой, который снимает что-то для новостей. Это и концерты, и открытие зданий, и просто интервью с людьми. Самое жёсткое в моей работе — не суровые погодные условия, не тяжёлая техника (три-пять килограммов, как повезёт), а чёртовы люди, которые глубоко уверены, что я занимаюсь ерундой.
Мамаши с детьми, например, которым я мешаю смотреть концерты. «Отойдите, вы мешаете моему ребёнку слушать!» Как слушать? Глазами? Отдельная песня, когда куча мелких детишек бегает и путается у меня под ногами, стремится опрокинуть штатив и вырубиться от нелёгкой камеры и света на ней. И ладно бы, если бы я был огромным двухметровым бугаём с косой саженью в плечах. Но я — девушка меньше 170 см ростом и далеко не обширных форм.
Автолюбители, которые не умеют парковаться. Приезжаю снимать здание — куча понатыканных машин, люди готовы перегородить проходы, входы-выходы, что угодно, лишь бы никто не смог ни сфотографировать здание от крыши до крыльца, ни пройти. Исключение — здания администрации. Попробуй поставь что-нибудь!
В ад тех же автолюбителей, которые сигналят напропалую, проносясь вблизи меня на огромной скорости, хотя я стою на «островке безопасности», а не на дороге. И так, чёрт возьми, страшно, неудобно, но надо.
Отдельная ненависть всем тем людям, которые соглашаются на интервью в захламлённой, тёмной, тесной комнате, где я не могу взять нужное расстояние, поставить толком штатив. В каморке окно прямо напротив меня, а остальное пространство — мебель, которую можно только вынести, но никак не подвинуть. Собственно, 80% людей, которые решают, где и как снимать, плевали на то, что мне нужен свет и пространство. А если я принесу лампы, они же будут жаловаться, что дышать нечем, лысину припекает.
Чёрт, люди, поймите, что для телевидения не достаточно ваших хоум-съёмок, что нужно учитывать каждый нюанс, нужно, чтобы вы не лезли под руку и не спрашивали, кто я и что делаю. Не просили снять вас, не устраивали интервью на лестнице, не переминались с ноги на ногу и не удирали из поля съёмки, когда вам так хочется уйти. Я, конечно, могу снимать с плеча, гнаться за вами и пытаться догнать журналиста, который вынужден тыкать вам в нос микрофон, потому что вы не просто не желаете помогать мне — вы не желаете помогать региональному телевидению и просто журналисту, которому ничего, кроме тридцати секунд, от вас не надо.
Я желаю гореть в аду тем, кто умудряется сломать микрофон и петличку, сильно дёрнув провод, чтобы побыстрее отодрать от одежды. Дождаться, когда я подойду и всё сниму, видимо, не судьба.
Ещё меня бесит начальство, которое, видимо, живёт в идеальном мире картиночек с инстаграма. Правильно, там еда и фоткающие себя люди. Они не двигаются, не живут — позируют.
Люди, которые снимают фотоаппаратом, а потом учат меня жить, хая профессиональные камкордеры, достали отдельно, но это уже совсем другая история.
А пока — задолбали!
Мамаши с детьми, например, которым я мешаю смотреть концерты. «Отойдите, вы мешаете моему ребёнку слушать!» Как слушать? Глазами? Отдельная песня, когда куча мелких детишек бегает и путается у меня под ногами, стремится опрокинуть штатив и вырубиться от нелёгкой камеры и света на ней. И ладно бы, если бы я был огромным двухметровым бугаём с косой саженью в плечах. Но я — девушка меньше 170 см ростом и далеко не обширных форм.
Автолюбители, которые не умеют парковаться. Приезжаю снимать здание — куча понатыканных машин, люди готовы перегородить проходы, входы-выходы, что угодно, лишь бы никто не смог ни сфотографировать здание от крыши до крыльца, ни пройти. Исключение — здания администрации. Попробуй поставь что-нибудь!
В ад тех же автолюбителей, которые сигналят напропалую, проносясь вблизи меня на огромной скорости, хотя я стою на «островке безопасности», а не на дороге. И так, чёрт возьми, страшно, неудобно, но надо.
Отдельная ненависть всем тем людям, которые соглашаются на интервью в захламлённой, тёмной, тесной комнате, где я не могу взять нужное расстояние, поставить толком штатив. В каморке окно прямо напротив меня, а остальное пространство — мебель, которую можно только вынести, но никак не подвинуть. Собственно, 80% людей, которые решают, где и как снимать, плевали на то, что мне нужен свет и пространство. А если я принесу лампы, они же будут жаловаться, что дышать нечем, лысину припекает.
Чёрт, люди, поймите, что для телевидения не достаточно ваших хоум-съёмок, что нужно учитывать каждый нюанс, нужно, чтобы вы не лезли под руку и не спрашивали, кто я и что делаю. Не просили снять вас, не устраивали интервью на лестнице, не переминались с ноги на ногу и не удирали из поля съёмки, когда вам так хочется уйти. Я, конечно, могу снимать с плеча, гнаться за вами и пытаться догнать журналиста, который вынужден тыкать вам в нос микрофон, потому что вы не просто не желаете помогать мне — вы не желаете помогать региональному телевидению и просто журналисту, которому ничего, кроме тридцати секунд, от вас не надо.
Я желаю гореть в аду тем, кто умудряется сломать микрофон и петличку, сильно дёрнув провод, чтобы побыстрее отодрать от одежды. Дождаться, когда я подойду и всё сниму, видимо, не судьба.
Ещё меня бесит начальство, которое, видимо, живёт в идеальном мире картиночек с инстаграма. Правильно, там еда и фоткающие себя люди. Они не двигаются, не живут — позируют.
Люди, которые снимают фотоаппаратом, а потом учат меня жить, хая профессиональные камкордеры, достали отдельно, но это уже совсем другая история.
А пока — задолбали!